– Смущайся, но мы ведь уже проходили, что для тебя это не препятствие. Из-за того что я смотрю?

– Нет… не думаю… – этот ответ был искренним. – Мне даже в какой-то момент понравилось, как вы смотрите…

– Тогда что тебя сдерживает? Отпусти себя.

– Не могу… – я нервно вздрогнула и убрала руку. – Я просто не могу!

– Голос не повышай, – сам он продолжал говорить очень тихо. – Я не злюсь, только спрашиваю.

– Я… возможно, я могу испытать оргазм, только когда вы меня трогаете… Я не знаю! Меня сбивает мысль, что я делаю это сама…

Я не плакала, но была близка к этому. Невыплеснутые эмоции почему-то превратились в раздражение.

– Иди сюда.

Он сам взял за плечо, перетянул меня к себе на колени и обнял. Не взбесился оттого, что я не выполнила приказ. Даже наоборот, прижимает и гладит. Сразу стало спокойнее. Я закрыла глаза, утопая в этом чувстве. И говорил все так же мягко:

– Ты ошибаешься, раз думаешь, что можешь получить оргазм, только когда я тебя трогаю. Хотя это и звучит… боже, как же это звучит! – он усмехнулся мне в макушку. – На самом деле женщина, в отличие от мужчины, возбуждается в голове – именно поэтому многие могут кончать и без всякой стимуляции вообще. Но надо себе разрешить, понимаешь? И тогда почти любое воздействие не будет спотыкаться о препятствия. Ты же… ты совсем себя не знаешь. И этим обрекаешь любого неопытного мужчину на провал. Даже мне приходится действовать вслепую – как понять, что тебе нравится, если ты сама этого не знаешь? Когда уйдешь от меня, сделай самой себе одолжение – изучи себя.

Он говорил странные вещи, но голосом будто убаюкивал.

– Вы недовольны мною, господин?

– Надеюсь, это был мой последний приказ, который ты не смогла выполнить. Но я доволен.

– Почему?

В его голосе вдруг послышалась улыбка:

– Потому что тебе было стыдно и неловко. И ты боялась, что я накажу тебя за провал. И ты никогда бы не сделала подобное, не прикажи я тебе. Но все равно жмешься ко мне так, будто тут твое место.

Я тут же встрепенулась от возмущения, подняла голову – он на самом деле тихо смеялся, я не ошиблась. Но возразить-то было нечего… Провел пальцами по моим губам.

– Хоть с этим не спорь. Ты вообще постоянно споришь, чаще всего – молча, сама с собой. Но со мной не надо. И пойдем ужинать.

В субботу утром я ждала Максима Александровича, уже стоя на коленях. Но он подошел, взял меня за плечо и потянул вверх. Я встала, повинуясь его безмолвному требованию.

– Можешь одеться. Сегодня не нужно.

А за завтраком вдруг спросил:

– У тебя же нет ни на что аллергии? – оценил мой удивленный взгляд и испуганный мах головой. – Сегодня у нас много времени, поэтому поиграем. Сессия.

– Господин?

– Почему ты сразу начинаешь трястись? – он улыбнулся. – Доедай быстрее, иди к себе и приготовься ко всему, на всякий случай. Но бояться не стоит: в первых сессиях ничего экстраординарного не делают. Это только кредит доверия.

– К… как прикажете, господин.

Но я все равно волновалась. Разве он не сказал «поиграем»? Возможно, следует отнестись к предстоящему как к игре? Однако ноги все равно немного дрожали, когда я входила в его спальню. Шторы задвинуты, в комнате темнее обычного, но не полумрак. Максим Александрович одет: рубашка и брюки на ремне.

– Разденься.

Я стянула платье через верх. Не знала, должна ли была сюда явиться сразу обнаженной, и сейчас не могла понять – разозлился ли он.

– Встань на колени.

Я опустилась вниз. Почти привычная поза – до сих пор унизительная, но уже не вызывающая паники. Максим подошел ближе, рукой коснулся подбородка и заставил поднять голову. И после этого застегнул на шее кожаный ошейник.

– Сниму после сессии. Но сейчас помни – это символ твоей покорности.

И будто в подтверждение своих слов, уцепил пальцем за кольцо и потянул вверх. Я встала, вынужденная подняться даже на цыпочки. Ошейник горло не сдавливал, но жесткий материал чувствовался каждым миллиметром кожи.

– Теперь руки.

Я протянула кисти вперед, он надел кожаные браслеты с металлическими кольцами, потом сделал тоже самое с лодыжками. Толкнул к стене. Я прижалась спиной к холодной поверхности, а Максим пристегнул мои руки и ноги за кольца к специальным креплениям так, что мне пришлось их развести в стороны. Над коленями закрепил какую-то палку, и оттого ноги раздвинулись еще шире.

– Распорка. Благодаря ей ты не сможешь сжаться. Сейчас ничего не беспокоит?

Сейчас меня беспокоило буквально все! Я стала будто совсем беззащитной, раскрытой перед ним полностью. Но неуверенно покачала головой, чтобы не разозлить. И после этого Максим Александрович завязал мне глаза шарфом.

– Теперь жди.

Было немного прохладно. Или мурашки по телу бежали из-за этой позы? Я прислушивалась к тому, что он делает – ходит по комнате, открывает шкаф. Вернулся к кровати. Лишенная зрения, я теперь ловила каждый шорох, чтобы хоть чем-то занять мысли. А потом все стихло. Потеряв счет времени, я начала беспокоиться – а что, если он оставит меня так? Насколько? Плечи уже слабо заныли. Я не смогу, не выдержу, если это продлится слишком долго!

– Господин?

– Я здесь, не волнуйся. Подожди еще.

Еще через несколько минут я услышала, что он подходит. Выдохнула от облегчения. Ожидание – хуже самого процесса.

– Боль и унижение в таких отношениях неизбежны. Но это ровно такие боль и унижение, которые приносят удовольствие обоим. И к некоторым вещам надо привыкать. Сегодня не будет ничего слишком, но если станет страшно – скажи об этом.

– Хорошо, господин.

Первый удар пришелся по бедру. Я вздрогнула, но не могла бы сказать, что было болезненно. Максим использовал что-то, с несколькими тканевыми хвостами. Удары даже при большом размахе не приносили заметного дискомфорта. Еще один, выше. Еще. Чуть слабее – по груди. Я напряглась, ощущая, что соски реагируют на механическое воздействие. По животу, снова по бедрам. По промежности. Захотелось сжаться, но это было невозможно. Я не находила ощущения возбуждающими – скорее, странными, смущающими. Я привыкала к мягким ударам. Теперь больше заботил не страх, а ожидание – и вздрагивала я от неожиданности, не понимая, когда последует очередной.

Максим Александрович откинул плеть, я услышала, как стукнулась пластмассовая ручка об пол. И снова неизвестность.

– Я введу это в твою попку. Не сжимайся, он очень узкий.

Но все равно было неприятно. Максим взял меня за талию и чуть притянул к себе, отрывая от стены, ввел гибкий стержень медленно, аккуратно, но сфинктер сам собой сжимался. Максим оставил стержень внутри. Теперь я чувствовала безболезненное растяжение, но было неудобно… неловко. Я постоянно сбивалась на мысль, что внутри меня какая-то игрушка, и если Максим Александрович только захочет, то эта самая игрушка придет в движение. И мне придется стыдно извиваться прямо в этой позе. Надо быть послушной! Тогда он, может быть, не станет…